IV
Домой
IV
Домой
Знакомая буханка трясла нас по экстремально плохой дороге. В открытых окнах мелькали кочки болота и инопланетные белые бутоны диковинных одуванчиков.

Несмотря на кочки, машина развивала внушительную скорость и волосы, выбивающиеся из хвоста, разметал по лицу ветер. Однако Матвей все таки умудрился заснуть. Как будто переключился на обычное состояние сознания.
Знакомая буханка трясла нас по экстремально плохой дороге.В открытых окнах мелькали кочки болота и инопланетные белые бутоны диковинных одуванчиков.

Несмотря на кочки, машина развивала внушительную скорость и волосы, выбивающиеся из хвоста, разметал по лицу ветер. Однако Матвей все таки умудрился заснуть. Как будто переключился на обычное состояние сознания.
В памяти проносились розовые перманентно светлые ночи и туманные испарения, обволакивающие Кереть в то время, которое мы, согласно часам, привыкли называть ночью. Раньше в путешествии, в моменты драматического уединения, непременно хотелось видеть рядом близкого человека. Но здесь хочется быть в одиночестве. Молча вслушиваться в мантру журчащего речного порога и ощущать на себе прохладный морской ветер. Однако одиночество это не замыкает на себе, не становится способом эскапизма.
Кереть реальна — когда проваливаешься в отмель, видишь отметины истории на вековых скалах, слышишь шум бурной реки, обжигаешь щиколотки крапивой, все чувства работают на пределе.

Как будто немного страшно от того, что жизнь здесь с избытком насыщена впечатлениями. И тогда уже очень хочется вернуться к тому самому близкому человеку, место рядом с которым зовём домом. Большое видится на расстоянии…

Кереть реальна — когда проваливаешься в отмель, видишь отметины истории на вековых скалах, слышишь шум бурной реки, обжигаешь щиколотки крапивой, все чувства работают на пределе.

Как будто немного страшно от того, что жизнь здесь с избытком насыщена впечатлениями. И тогда уже очень хочется вернуться к тому самому близкому человеку, место рядом с которым зовём домом. Большое видится на расстоянии…

Мы вернулись в Чупу спустя час. Тут же вспомнили о связи и интернете.

— Пашечка, я так по вам соскучилась! — Наталья Леонидовна дозвонилась до мужа. Следующие полчаса она без перебоя говорила только с семьёй и о семье.
Мы вернулись в Чупу спустя час. Тут же вспомнили о связи и интернете.

— Пашечка, я так по вам соскучилась! — Наталья Леонидовна дозвонилась до мужа. Следующие полчаса она без перебоя говорила только с семьёй и о семье.

Путь до железнодорожной станции — четыре километра пешком. Как известно, путь обратно всегда короче по ощущениям. Поэтому расслабиться нам не помешали ни комары, ни куча техники. Остановившись на привал около серой пирамиды соснового сруба, Матвей вдруг сказал: «Хочу покричать на лес». И прокричал прямое режущее «А-а-а». . А потом сказал:

— Кажется, это не всё. Но остальное приберегу для какого-нибудь другого леса.

Путь до железнодорожной станции — четыре километра пешком. Как известно, путь обратно всегда короче по ощущениям. Поэтому расслабиться нам не помешали ни комары, ни куча техники. Остановившись на привал около серой пирамиды соснового сруба, Матвей вдруг сказал: «Хочу покричать на лес». И прокричал прямое режущее «А-а-а». . А потом сказал:

— Кажется, это не всё. Но остальное приберегу для какого-нибудь другого леса.
ИЗ РОМАНА ДМИТРИЯ НОВИКОВА «ГОЛОМЯНОЕ ПЛАМЯ»
Все злые русские силы, а их не мало в каждом, – уходили на жизнь морскую. Ведь сутками, неделями в морях болтаясь, вернешься, и лишь благодарность господу вознести мочи у тебя останется. А отдохнешь немного, утихнет море, и такое баское станет, что поневоле слеза на глаза набежит. Так и захочется спросить «Зачем же ты меня вчера крутило-полоскало, светлое? Зачем жила рвало и душу вдребезги страхом разбивало?» А потом поймёшь сам, догадаешься, что вот оно две стороны сущего тебе являет – смертный ужас, врагом насланный, и красоту божию, жизнь прославляющую. И встанешь, и весело на сердце твоем сделается, ибо в простоте этой истина тебе откроется. Ясен станет мир тебе, и всем людям, здесь живущим, тоже понятен, и не будет вражды между братьями, потому что ни к чему она, бессмысленна, неправильна
ИЗ РОМАНА ДМИТРИЯ НОВИКОВА «ГОЛОМЯНОЕ ПЛАМЯ»
Все злые русские силы, а их не мало в каждом, – уходили на жизнь морскую. Ведь сутками, неделями в морях болтаясь, вернешься, и лишь благодарность господу вознести мочи у тебя останется. А отдохнешь немного, утихнет море, и такое баское станет, что поневоле слеза на глаза набежит. Так и захочется спросить «Зачем же ты меня вчера крутило-полоскало, светлое? Зачем жила рвало и душу вдребезги страхом разбивало?» А потом поймёшь сам, догадаешься, что вот оно две стороны сущего тебе являет – смертный ужас, врагом насланный, и красоту божию, жизнь прославляющую. И встанешь, и весело на сердце твоем сделается, ибо в простоте этой истина тебе откроется. Ясен станет мир тебе, и всем людям, здесь живущим, тоже понятен, и не будет вражды между братьями, потому что ни к чему она, бессмысленна, неправильна
Старый вагон поезда Мурманск-Анапа. Плацкарт, из которого нас чуть не высадили. Пьяные проводники не могли найти наши билеты в системе проверки, а затем очень долго, как в замедленной съёмке, проверили наши паспорта: «Туале-ет бб-ио, т-ууда ннич-чего-о не-е ббр-оса-аем».

Под храп отпускников, которым предстояло провести в этом вагоне еще пару суток, каждый из нас думал о своём. За окном близ нашей боковушки проносился сизый ночной лес. Пришла мысль: «Путь С Севера не менее важен, чем путь На Север»
Старый вагон поезда Мурманск-Анапа. Плацкарт, из которого нас чуть не высадили. Пьяные проводники не могли найти наши билеты в системе проверки, а затем очень долго, как в замедленной съёмке, проверили наши паспорта: «Туале-ет бб-ио, т-ууда ннич-чего-о не-е ббр-оса-аем».

Под храп отпускников, которым предстояло провести в этом вагоне еще пару суток, каждый из нас думал о своём. За окном близ нашей боковушки проносился сизый ночной лес. Пришла мысль: «Путь С Севера не менее важен, чем путь На Север»
Кажется, что мы уезжаем к Белому морю, пытаясь сбежать от проблем и себя. Но Север обнажает, подобно породе, которая вырывается из перины мха и заявляет: «Я здесь, я вечна».
из романа дмитрия новикова «Голомяное пламя
Где вы? – спрашивал он у Белого моря, неба, прибрежных скал, Где вы, полярные капитаны, корщики, купцы, строители кораблей и домов? Где вы, рыбаки и солевары, белоголовое братство, воины, вдовы, отважная ребятня? Где вы, виноград земли русской? Кому поверили, стойкие? Куда ушли? Каких бесов пустили себе в светлые души?
ИЗ РОМАНА ДМИТРИЯ НОВИКОВА «ГОЛОМЯНОЕ ПЛАМЯ»
Где вы? – спрашивал он у Белого моря, неба, прибрежных скал, – Где вы, полярные капитаны, корщики, купцы, строители кораблей и домов? Где вы, рыбаки и солевары, белоголовое братство, воины, вдовы, отважная ребятня? Где вы, виноград земли русской? Кому поверили, стойкие? Куда ушли? Каких бесов пустили себе в светлые души?
Кажется, что мы уезжаем к Белому морю, пытаясь сбежать от проблем и себя. Но Север обнажает, подобно породе, которая вырывается из перины мха и заявляет: «Я здесь, я вечна».
Кажется, что мы уезжаем к Белому морю, пытаясь сбежать от проблем и себя. Но Север обнажает, подобно породе, которая вырывается из перины мха и заявляет: «Я здесь, я вечна».
Made on
Tilda